Николай Петрович начал хвалить Аркашу, а Мариночка вдруг загрустила, а потом серьёзно произнесла:

— Папа Коля, а можно про себя я вас буду называть вторым папой, потому что первый папа у меня уже есть.

И девочка достала из кармана выцветшую и наполовину оборванную фотографию с отцовского погона, с которой улыбалась некогда счастливая семья Дарьяновых. На цветной фотографии слегка различались засохшие крапинки крови. Николай Петрович обнял Мариночку и тихо произнёс:

— Конечно же, Мариночка, твоим папой всегда будет оставаться папа Петя — единственный и неповторимый, который смотрит на тебя с этой фотографии. Храни её, потому что всегда по жизни тебя будет сопровождать его любовь.

Аркаша тут же экспромтом сочинил простенькие, но очень задушевные стихи.

Через месяц Николай Петрович написал письмо своему единственному другу Владимиру Ивановичу, оставшемуся в Москве в нелёгкий период так называемой перестройки.

«Привет, Владимир! Пишу тебе из солнечной Франции и бесконечно тоскую по заснеженной Москве. И прямо сейчас бы прилетел, но нужно немного подлечиться, а там не заржавеет. Хочу поделиться с тобой огромным счастьем, которое совсем недавно свалилось на меня и Микки. Может, это звучит смешно и банально, но у нас появились дети — Мариночка и Аркаша. И надо справедливо заметить — не без твоего счастливого участия. Я имею в виду твоё письмо, заставившее нас пересмотреть жизнь по-новому и взять Мариночку Дарьянову из Лианозовского приюта. Володя, должен огорчить тебя, но со мной недавно случился инфаркт. И если бы не Мишель и Мариночка, вряд ли бы мне удалось выкарабкаться из цепких лап злодейки. Поэтому я им бесконечно признателен и не представляю себе свою дальнейшую жизнь без них. С ними моя жизнь приукрасилась и обогатилась, а самое главное — как в далёкой молодости, вновь приобрела смысл и цель. Мариночка и Аркаша — замечательные ребята, с неугасаемой энергией и любознательностью. Я и Мишель приложим все усилия, чтобы в самое ближайшее время устроить обоих в престижные учебные и общественные заведения Франции, не пожалев для этого никаких средств. Единственным огорчением является болезнь Аркаши, из-за которой он плохо передвигается. Но мы с Мишель твёрдо убеждены, что это не проблема, и в ближайшее же время приступим к его лечению. В остальном жизнь течёт спокойно и без напряг, как у всех нормальных богачей. Возможно, Володька, я тебя злю этим, но, поверь, я искренне скучаю по старой жизни. И многое бы отдал, чтобы снова петь на оперной сцене. Да. Да, Владимир, я лишился самого главного — моей любимой работы, моего страстного занятия — пения. Впрочем, врачи говорят, что всё зависит от моего здоровья, а точнее, от сердца. Так что в данный момент я завидую тебе. И напоследок, дружище, посылаю тебе определённую сумму денег, прекрасно понимая, в каком отчаянном положении находится твоя семья в современном круговороте неопределённости, неразберихи и никому ненужности в современной России. И пожалуйста, не обижайся, так как это буду делать ежемесячно до тех пор, пока не буду уверен, что у тебя вновь всё стабильно. С пламенным южным приветом — твой друг Колька».

Уже через неделю Владимир Иванович получил письмо от Николая Петровича, а вместе с ним и денежный перевод на достаточно приличную сумму денег. Конечно же Владимира Ивановича коробило от мысли, что он докатился до подачки, пусть и от друга, но всё же подачки от богатого бедному. Тем не менее обстоятельства были таковыми, что посещаемость театров снизилась, а вместе с ней катастрофически снизилась и зарплата, которую выдавали не каждый месяц и на которую кое-как можно было протянуть месяц, потому что цены росли как на дрожжах. Эту сложную ситуацию испытал почти каждый гражданин России в то смутное время. Так что ежемесячные финансовые вливания в бюджет Владимира Ивановича со стороны его друга были как нельзя кстати. Но и Владимир Иванович не сидел сложа руки. Он не чурался никакой работы. Выступал везде, где только можно. Много ездил. Пел оперные арии в крупных городах и в небольших посёлках — одним словом, везде, где платили хоть какие-нибудь деньги. Так поступали все его друзья-артисты, разъезжая по большой стране, чтобы хоть как-то оставаться на плаву и кормить свои семьи.

Одна из поездок привела его в славный город Воронеж. Там Владимиру Ивановичу и его товарищам довелось петь в… Доме офицеров, поскольку на аренду большого зала городского драмтеатра банально не хватило средств. Народу собралось полный зал, и артистам пришлось исполнять сборную солянку — попурри из любимых в народе оперетт, опер и простых песен. Владимир Иванович исполнил несколько арий из опер и по окончании пошёл за кулисы разыскивать пропавшую трость, с которой он не расставался никогда и которая служила ему сценическим атрибутом в некоторых ариях. Костеря на чём свет администрацию Дома офицеров, Владимир Иванович своим грозным видом и громогласным басом перепугал половину служителей сей обители. Наконец ему всё же удалось найти человека, который то ли от испуга, то ли по другой причине указал место, где можно было найти его неразлучную палку.

— Веди меня туда! — грозно прорычал оперный певец, ухватив за рукав незадачливого чиновника. — Ишь, вздумали воровать! У кого? У знаменитости русской оперы! Сейчас я ему задам — мало не покажется.

Он отпустил маленького человека только тогда, когда тот довёл его до мастерской. И, не стучась в дверь, оперный певец ввалился в помещение.

— Где моя трость?! Мне указали на вас, — угрожающе прогремел он, обращаясь к сидящему за столом человеку, который мастерил какую-то поделку. — Это мерзко — красть чужие вещи! Немедленно верните, иначе я выпущу вам кишки, милейший! — разошёлся в общем-то всегда выдержанный и уравновешенный человек, которого, как и многих уже, достали неустроенность и беготня по клубам и театрикам среднего пошиба в поисках хлеба насущного.

Мастер отложил в сторону свою работу и, распрямившись в кресле, глянул на перекошенное лицо грозного дяди.

— Вы, наверное, пират, сбежавший с бандитского судна, выпускающий всем подряд кишки, — ни чуточку не смутившись, произнёс человек, сидящий за столом. — Предлагаю вам устроиться в наш театральный кружок на роль злого Карабаса Барабаса, а лучше Бармалея. Вот уж детям понравится! А вообще-то надо вести себя повежливее — всё ж в культурном помещении. Пусть не в храме искусства, но всё же.

— Слушай, ты! Бармалей! — подойдя вплотную, произнёс доведённый Владимир Иванович, на которого в этот день что-то нашло и он стал кидаться на людей. — Я не шучу. Или ты прямо сейчас возвращаешь мне украденную